Читать интересную книгу Вариант Геры - Саша Чекалов

Акустическая дрожь квадро-колонок равнодушно и беспощадно била клетушку, самонадеянно вздумавшую притвориться ночным клубом. На журнальном столике ритмично позвякивали фамильные рюмки, из которых какой-то шутник успел составить кривоватую пентаграмму. Кисло на подносе нетронутое мясо «по-бургундски». Серьёзно початая бутыль текилы посылала оптимистичные блики из уютного закутка между креслами. И влажно посверкивали глаза Дианы, сидящей напротив. Такие зеленоватые, с расширенными зрачками.

Она улыбалась, но в то же время выражение её лица оставалось неопределённым… и нужно было срочно идентифицировать это выражение! классифицировать его, блин! – однако воспалённый мозг, кажется, был уже не способен даже на самое малое психическое усилие. Только и оставалось, что улыбаться в ответ.

…В перерыве после очередной пары они разговорились. Как показала практика, от пустого трёпа до сакраментальной фразы «у нас с тобой много общего» всего шаг. Герка даже помнил, какой именно: это были слова, невзначай оброненные в промежутке между очередным её ответом на невысказанный Геркин вопрос и логически вытекающим из этого ответа встречным вопросом, заданным Герке (каким – в данном случае даже не важно); конкретно, Ди выдала примерно следующее:

«…Вообще, я часто думаю, кому оно нужно! Бесконечные поиски тайного смысла как раз в тех вещах и понятиях, в которых его труднее всего распознать… хотя вокруг полно всякого такого, откуда смысл просто брызжет! Может быть, я и не права, но только мне кажется… раз ты по-любому догадываешься, что всё вокруг имеет смысл, тогда нечего и рыпаться: искать его специально, найдя – препарировать… Ведь так всю жизнь убить на поиски можно, а собственно жить-то когда!»

Вот после этих слов Герка и заявил, что «и сам часто об этом думал».

(И ведь на самом деле думал, не подкопаешься!)

…А что до предложения идти к Нинке «вместе», то… как-то само собой выскочило, он и удивиться не успел. Выскочило – и неожиданно было принято…

И вот теперь – в этом полумраке, обволакивавшем, казалось, не столько тело, сколько сознание, – Герка категорически не знал, что ему предпринять дальше.

Вроде бы всё шло замечательно. Многое уже было сказано, станцовано… выдохнуто друг дружке в лицо на лестнице, куда они украдкой выбрались «покурить без свидетелей»… И уже язык помнил этот неопределённо фруктовый привкус её бабл-гама. Но дальше-то что?

– Может, прогуляемся?

– Давай!

На улице было свежо и стрёмно, как бывает только на исходе марта. Судорожным усилием подавив совершенно неуместную в данной ситуации зевоту, Герка взял Диану за руку. Она удивлённо взглянула на него, но ничего не сказала – и руки не отняла. Где-то еле слышно мяукнула кошка, и этот жалобный звук прозвучал в тишине невнятным напутствием.

– А куда мы так бежим? Ты что, тоже домой торопишься? Может, пройдёмся чуть-чуть? До собора Вознесения, а? – и потом уже к метро… На меня иногда находит такой стих: немножко побродить, – я вообще немного странная, да?.. Послушай, как тихо! Вон он… А хорошо тут, скажи? – когда ни прохожу рядом, всегда безлюдно. Прямо как на кладбище. Можно подумать, он и не нужен никому, собор-то, – для кого только отстраивали!

Храм нависал над районом, словно Везувий над… э, как они правильно склоняются-то? – ладно, над Помпеями. Сходство довершало залихватское перистое облачко, бледным мазком выделяющееся на фоне ночного неба, – косо висящее над крестом центрального купола, словно дымок, выползший из кратера. Фонари почему-то не горели, да и на улице… ни души. Нет, ну надо же… Будто корабль, покинутый всеми. Оставленный, как… как надежда.

– Ты смотри… До чего крут! – уму непостижимо…

– Да уж…

Храм царил в обступающей со всех сторон бесприютности. Вблизи он казался ещё более навороченным, чем издали. Мгновенно возникающая ассоциация – каменный торт.

Неизвестно кем приготовленный для гурмана по имени Время, бесплотного и безликого, однако – ненасытного любителя всё пробовать на зуб! – и, соответственно, проверять на прочность… Для самого почётного гостя на пиру – который, впрочем, кажется, уже и сбежал: стыдливо самоустранился, побоявшись обломать зубы об эту материализованную вечность…

Хотя – почему же «неизвестно кем»!

[…архитектор не делает никакого секрета из своих намерений, весь он перед нами как на ладони! «Я, – читаем в его дневнике, – всеми силами сердца моего жаждал, чтобы постройка сия всего люда земли Русской чаяниям всецело соответствовала – да и животворящий Крест святой веры, жребий нести который нашему государству самим Богом назначен, на доселе недосягаемую высоту возносила. Но и слабой душе человеческой, во всяком бренном теле сущей, страждущей и в минуты славы торжествующей, достойное воплощение в прочном камне найти надлежит».

Поставив перед собой столь же расплывчатые, сколь и ко многому обязывающие задачи, Г. М. Айзенштадт, не имеющий, положа руку на сердце, ни малейшего представления о технической стороне строительства, торопился восполнить пробелы в своём образовании, но инженерное ремесло давалось туго…]

Подошли к центральной апсиде. В темноте массивные двери кажутся элементами декора, безо всякого толку налепленными на стены. Выудив из кармана связку ключей, Герка посветил фонариком-брелоком, и тёмный металл заблистал, словно свежая кровь неведомой жертвы… очередной жертвы. Или, скорее, нефть холодным потом выступила на литье? Да, так показалось…

– Убери, не надо, – прошептала Ди. – Я боюсь.

– Чего?

– Ну… всего этого.

Герка привлёк её к себе. Будто ждала, сразу прижалась, обхватила руками. Чуть слышно скрипнула подаренная матерью на позапрошлогодний день рождения косуха.

– Хочу тебя!

– Только не здесь…

Тихая ночь сегодня. Ни тебе ржания подгулявших фанатов, ни шороха листьев… Ничего.

– Как здесь бывает уютно, оказывается. Лучше, чем днём.

– Вообще да…

– Ты только не бросай меня, ладно?

– О чём ты!

Ни о чём. Молчит город. Безмолвствуют металл и камень. Лишь сопит во сне Москва-река где-то поблизости.

– Ты стоя сможешь?

…Лишь хрустит под судорожно переступающими ногами невидимый в темноте строительный мусор, уже давний: битые стёклышки, мелкие камушки… Клок размокшей газеты прилип к цоколю… А метро между тем скоро закроют…

– Надеюсь, та упаковка не почата ещё, а?

Ночь парит над храмом огромным деликатным вороном. Меркнет глаз Полярной звезды от набежавшей тучи.

* * *

Начинает накрапывать, майор Зальцев закрывает окно и задёргивает шторы. Что-то устал он за последнее время. Люто устал от всего этого.

Ведь одно к одному! И это жуткое, непонятное убийство – когда какой-то бомж, о котором только и удалось выяснить, что Иваном зовут, да и то недостоверно, собутыльницу свою, находящуюся на шестом месяце, зарезал – да и слинял, будто в воду канул… Типичный висяк. Как говорят коллеги-америкосы, «cold case», реально… И участившиеся случаи хулиганства в недавно восстановленном храме Вознесения – которыми, может, и не стоило бы забивать голову, да только дело ведь тоньше, чем кажется: чистая политика! – тут, если запустить, потом головной болью-то не отделаешься. Уже и патриарх перед телекамерами выразил недоумение по поводу отсутствия результатов оперативно-розыскной деятельности… А где патриаршее недовольство, там и президентское, не исключено, может последовать вскорости.

Главное, непонятные убийства эти, целыми пачками, – всё огнестрелы, чаще в голову… И что, блин, характерно, у каждого трупака рожа одними и теми же буквами разрисована – явно сокращение какое-то, организацией попахивает… а вот никаких зацепок, как обычно!

…И с бомжом этим – мистика какая-то, наваждение… Соседи хорошо его разглядели – дескать, пожилой такой, но крепкий, сухощавый… и вроде бы по виду никогда не подумаешь (хотя к этой Ирине народу ходило много всякого, говорят) … А потом присмотрелись: ботинки на босу ногу, штаны колом стоят, да и вонь тоже… за пазухой не удержишь. Но, с другой стороны, им ведь не привыкать: много таких шастает, не вызывать же наряд всякий раз! А оно вон как повернулось…

Пытались личность убитой установить – какое там! Документов никаких, так? Квартира тоже не её оказалась: снимала вроде; но где хозяйка проживает, никто ни сном, ни духом. Тупик.

Кстати, ещё странность: почему никто не помнит ни звуков борьбы, ни хотя бы громкой ругани? А между тем звон разбиваемой бутылки отчётливо слышали, и когда тело упало… Тоже записываем в загадки.

Составили по суммированным описаниям фоторобот, все вокзалы, все рынки и стройки обошли с этим портретом, и что? Никто его не видел. Появился ниоткуда, зарезал, ножик на месте преступления бросил и растворился в воздухе.